Михаил Косарев

«Бермудский треугольник – прикольно? Прикольно! Пересечь океан – клевая тема? Клевая! Остров Пасхи – классное место? Классное! В Австралии коалы, кенгуру. Круто? Круто!»

Сегодня в нашей рубрике «Портреты верфи» программист и разработчик Яндекса, альпинист и яхтенный капитан, путешественник, спортсмен, друг верфи и практически железный человек Миша Косарев. 

Как не прирасти к дивану, обойти все моря, сломать мачту, готовиться спасаться на плотике, подняться на Эльбрус, пробежать марафон и строить корабль, чтобы пойти в Антарктиду под парусом – в интервью репортеру верфи Кате Суворовой.

Мы сидим с Мишей на «Открытой палубе» верфи Товарищества. На полу – плаз Поморской шхуны, его расчертили Миша с Ибрагимом. Плаз большой – тридцать квадратных метров, по которым расходится в разные стороны множество разнообразных линий. Начерчен он в два приема: при первой попытке в чертеж закралась ошибка в полтора миллиметра, ребята мужественно стерли все ластиком и начертили заново. Перефразируя Бориса Гребенщикова, тридцать квадратов в наколенниках по фанере с карандашом – красота никогда не давалась легко. Судостроение любит точность.

Миша – программист Яндекса, он живет в Москве. Говорит, что помимо работы занимается «всем-всем»: парусный спорт, бег, триатлон, горы.

Он застал начало начал верфи: автосервис, великое крушение кирпичных стен, ремонтные ямы, металлические балки и слой пыли. Уютная палуба только в проекте, реальность предлагает старый технический гараж, где нужно сносить стены и таскать кирпичный лом.

Говорю Мише: «И ты такой: йес, я еду!»

«Да. – смеется Миша. – Разнести автомастерскую – это очень интересное предложение. Инженерные конструкции мы ломали тогда подвешенной железной гирей. Выгрести все это было сложнее, чем сейчас тут работать. Здесь была пылища и куча лома. Балки, которые не поднять и вшестером, мы поднимали на талях, обломки стен передавали цепочками по кирпичику, за ворота, в машину. Спиливали пожарную систему, разбирали лапшу проводов – и электриками побывали, и сантехниками. Сейчас ты приходишь на верфь, и здесь все красиво: теплый деревянный пол, уютная палуба, приехал и можешь заниматься работой по дереву».

КС: А как ты вообще оказался на стройке верфи в Архангельске? 

МК: Просто мы были давно знакомы с Женей Шкарубой. С тех самых времен, когда он только решил вернуться к морским делам. Он тогда получил инструкторскую лицензию, и на втором его инструкторском выходе на «Джульетте» мы познакомились. Это было десять лет назад.

До этого я тоже окончил яхтенную школу, учился ходить под парусом на Пироговском водохранилище в Подмосковье. Тогда все это только появлялось, было в новинку. Мне было интересно научиться управлять лодкой.

С Женей мы тогда ходили из Хорватии в Италию. В Хорватии я получил международные права со школой, в которой Женя работал инструктором.

А когда получил, то подумал: «Надо куда-то выходить. Но не сразу капитаном, а походить с кем-то еще, набраться опыта». У Жени были первые походы на «Джульетте», и я вписался на Хорватию-Италию.

В любом деле нужно, чтобы ты совпадал с людьми по стилю общения, по способу мышления. Даже если дело классное, но о нем говорит человек, который тебе не близок, то тебе оно может не понравиться. Нужно, чтобы рассказал тот, кто с тобой плюс-минус на одной волне. 

И на лодках тоже бывают разные стили: кто-то квасит по-черному, «чтобы не укачивало», айнанэ с цыганами. Кто-то говорит: «Я с ледокола, у нас вахты, утром построение, почему воротничок не подшит» – это другая крайность, гиперконтроль.

Я ходил с разными людьми и здесь нашел самый подходящий вариант.

Женя – такой местный Кустурица. Он и внешне на него похож, и по типу характера, мне кажется, они совпадают. При этом у него нет раздолбайства, когда ты идешь в море, и тебе с людьми стремно.

У Жени отдых оптимально сочетается с путешествием, мне комфортно ходить с ним. Так что у нас с «Морскими практиками» была целая серия путешествий. 

Какой обычно бывает принцип ведения бизнеса в лодочной индустрии? 

Можно быть яхтенным капитаном в Турции или Хорватии и гонять все лето по Средиземноморью. Люди приехали отдыхать, ты их наемный капитан, вы покатались по побережью, и ты их вернул туда, откуда взял. И так постоянно. Все твои плавания – на одном пятачке, который ты изъездил, как МКАД.

У Жени была другая схема. Скучно было сидеть на одном месте, хотелось поездить именно по интересным местам. Поэтому после Хорватии мы поехали в Бермудский треугольник. Прикольно? Прикольно!

КС: Вижу, что вы оттуда вернулись. Не затянуло в треугольник? 

МК: Нам сказали ничего не рассказывать (смеется). Все, что было в треугольнике, остается в треугольнике!

Треугольник – это Багамские острова, Бермудские острова и Куба. Даже сами острова посмотреть интересно. Когда ты еще соберешься туда?

Прилететь на Багамы, сесть на лодку, пройти в треугольничек, посмотреть, как там все устроено. А устроено интересно.

Были на Бискайском заливе. У яхтсменов это считается серьезным местом, там дует. Что еще было? Через Атлантику перейти, через океан.

Постепенно у меня появлялись такие свои фишечки: сначала просто посмотреть, узнать, как устроены лодки. Потом научиться управлять ими. Потом пересечь море – вот как раз на пути из Хорватии в Италию мы пересекали Адриатическое море.

Потом была тема пересечь океан. Для начала хотя бы побывать в океане, а потом пересечь его.

И мы с Женей участвовали в таком трансатлантическом переходе – в ежегодной гонке ARC. Осенью лодки собираются и идут из Европы в Америку зимовать. В какой-то момент этот переход сделали регатой.

Путь с Канарских на Карибские острова – это три недели в море без берегов, очень аутентичная история. На лодке пятнадцати метров вместе с тобой шесть человек, все разных взглядов, убеждений и темпераментов. Ваша цель – пересечь океан.

Клевая тема? Клевая!

Потом мне понравились северные истории. Захотелось увидеть Норвегию, фьорды, посмотреть, как заготавливают треску. Мы были на Лофотенских островах, у водоворота Мальстрём, в который ныряла подводная лодка капитана Немо. Тоже интересно посмотреть!

Потом ходили из Исландии в Гренландию. Исландия – северная страна, очень разнообразная: тут гейзеры, а тут зеленые луга, там черный вулканический песок, а там какие-то космические каменюги, Луна какая-то. Тут водопады, тут маленькие лошадки и везде – лес по колено. Исландцы говорят: «Если вы заблудились в исландском лесу, просто встаньте с колен, посмотрите вокруг, и сразу поймете, куда идти». 

Из Исландии ты приходишь в Гренландию, а там айсберги. Плывешь на лодке, а вокруг тебя ходят такие ледяные домищи!

Потом мы ходили в Тихий океан, с Галапагос на остров Пасхи.

Классное место? Классное! 

КС: Галапагосские черепахи на месте? 

МК: Да! И такие черепахи, и сякие: и сухопутные, и морские. Большие! Живут больше ста лет. Стоишь, смотришь за борт: тут акулки местные плавают, тут птички-фрегаты, которые ныряют в воду за рыбой. Голубоногие олуши – такие чайки с ярко-голубыми лапками. На острове пингвины. Такие маленькие теплолюбивые пингвинчики, которые живут на экваторе.

На пляже прямо на лежаках морские котики расположились, везде бегают игуанчики. Приходишь на рыбный рынок, там движуха: мужик разделывает рыбу, с одной стороны у него сидит пеликан, с другой морской котик, оба просят рыбы. Мужик то одному кинет кусок, то другому.

На отливе выбегает на берег миллион крабиков. Везде жизнь! 

А дальше, на переходе с Галапагос на Пасху, мы сломали мачту.

Между этими островами больше трех тысяч километров, а мачта у нас сломалась посередине. Вокруг океан, до ближайшей земли – как от Архангельска до Волгограда.

КС: Вот тут, пожалуйста, подробнее… 

МК: Нас раскачало на серьезной волне. В этот момент лопнула ванта – один из тросиков, который мачту удерживает. Мы лазили наверх, заводили веревку вместо этой ванты, пытались ее чинить. Вначале все прибежали с фотиками: давай сфотографируем, как мы чиним мачту!

Пока мы ее чинили, нас продолжало раскачивать на волне. Мачта, которую перестала держать ванта, стала чуть более свободной, начала изгибаться… Знаешь, это как крутить проволоку: покрутишь-покрутишь, и она сломается. То же самое случилось с мачтой. Она сломалась внизу, все сразу просело. Все отложили фотоаппараты и стали думать, как быть.

КС: Какие мысли были у тебя? 

МШ: Ну, представь себе, ты стоишь в лодке. Под алюминиевой трубой длиной двадцать один метр, это, на минуточку, восьмиэтажный дом. Труба уходит вниз под палубу. Она сломалась и собирается куда-то падать. Как она будет падать? И куда? Разворотит ли она лодку? Вот это все крутишь в голове.

Мы уже собирались спасаться. 

Женя звонил по спутниковому телефону Полине, она связывалась с Архангельским МЧС. Берег далеко, ни самолет, ни вертолет к тебе не прилетит. Ближайшего судоходства тоже особо нет – это не Греция, где ты от паромов уворачиваешься.

Когда нам отвернули судно, то оно шло день, просто чтобы до нас добраться. Расстояния и условия такие, что если у тебя что-то происходит, надо ждать довольно долго. Готовить спасательный плотик или еще что-то.

КС: Вы приготовили плотик? 

МК: Да, даже расчехлили его. Сложили документы, вещи. 

Если кто не знает, плотик – это совсем не привлекательно, мол, нафиг лодку, сядем в плотик, разожжем камин. Мы тренировали спасательные истории в Москве, так вот плотик примерно похож на стиральную машину. Ты с шестью людьми в куче непромоканцев, в маленьком надувном домике. Везде вода, у тебя на плечах чьи-то ноги, все битком, друг на друге, а еще волна. Только выглянешь наружу – и инструктор выливает тебе в лицо ведро воды. Так в реальности и бывает, я думаю. В общем, плотик – это уже последняя история.  

КС: И мачта, которая собиралась упасть, упала? 

МК: Упала. И мы ей помогли. Одна половина мачты утонула, другую половину мы спасли. Ставили на нее простыни, делали аварийное парусное вооружение на оставшемся кусочке мачты. У нас был спинакер гик, на который мы натягивали кусочки оставшихся парусов. Просто руками делать что-то с гротом, который поднимается на мачту высотой в двадцать один метр – это очень сложно, намаешься.

У нас было топливо, но его не хватало, чтобы до Пасхи дойти под мотором.

Поэтому судно, которое нам отвернули для спасения, привезло нам триста литров солярки. Мы дошли до острова Пасхи своим ходом. 

КС: Какое настроение было на борту? Было очень страшно? 

МК: Ну, ты стоишь посредине ничего, у тебя вокруг ночь, непроглядная темень, хорошая волна.

Ты читаешь об этом в книжках, но не ждешь, что оно случится. Например, про ванту мы читали: «О, ну это понятно, делаем все, как учили». А когда ломается мачта… Такое происходит очень редко. И одно дело, когда она ломается на водохранилище или возле берега в Турции, где ты видишь берег. Позвонил по телефону, и все решилось.

И другое дело, когда ты в этом космосе, и если что-то делать – то только тебе, потому что больше никого вокруг нет. Даже спасатели – это такая история: «Мы придем спасать вас через день».

И этот день ты должен как-то продержаться. Должен спасаться какое-то время сам, даже если совсем хана.

Стемнело быстро. Качка, темнота, сидишь под падающим столбом и думаешь: «Блин. Жизнь — тонкая штука. Хрупкая». Начинаешь размышлять о вечном. Вот, все может закончиться. 

КС: Никто не паниковал? 

МК: Нет, но у всех были озабоченные лица.

КС: Настрой экипажа как-то менялся в ходе этой истории? 

МК: Да, была целая градация настроений.

Вначале мачта только начинает ломаться – всего лишь лопается ванта, солнечный день, не самая большая волна.

Потом темнеет, волна крепчает, мачта падает – неизвестно, куда и как.

Дальше история развивается, мы пилим штаг, роняем мачту и понимаем, что все, мы уже не тонем прямо сейчас, нам не надо спасаться на плоту.

Когда ты знаешь, что через сутки за вами придут, вы возьмете документы, рюкзачки и вас посадят на судно – то становится жалко лодку.

Потому что спасение людей – бесплатное, а спасение имущества происходит только на договорной основе и стоит практически столько же, сколько и лодка. Даже страховая компания обычно говорит: топите лодку. 

Когда мы немножко выдохнули, то подумали: зачем ее топить, если она не тонет? Да, сломалась мачта. Но корпус лодки цел, мы целы. Пробоин нет. Есть временное вооружение.

Под ним мы медленно, два узла, но как-то ползли в нужную сторону. Надо же как-то развлекаться, пока ждешь, вот мы и пошли потихонечку. Два узла – это четыре километра в час, пешком быстрее идти.

Наши спасатели выходили с нами на связь и спрашивали: «Вы точно нас ждете? Просто мы тут видим, что вы от нас куда-то идете. Вы уж там нас подождите». У них был свой рейс, они делали крюк для нас. Дошли, привезли нам триста литров солярки, и мы пошли дальше под мотором. 

КС: Вы выглядели слишком бодро для утопающих? 

МК: Да, мы начали понемногу возвращаться в земное измерение. Сначала ты думаешь про жизнь, потом про лодку. Потом, когда идешь под мотором, то думаешь: «Ну вот, столько времени на эту движуху потратили… Сколько еще будем идти? Это значит, на самолет я уже не успеваю, надо менять билеты, а билеты с острова Пасхи дорогие».

Когда мы стали подходить к Пасхе и поняли, что успеваем на самолет, то подумали: «Вот, приехали на Пасху, а посмотреть не успели, досадно!»

То есть, шкала ценностей постепенно снижается. В итоге мы дошли до острова за день-два до самолета, успели все посмотреть.

 А на Пасхе Жене сделали аварийную мачту из эвкалипта. Потом в разных комьюнити и журнальчиках писали о том, что капитан Врунгель ходил с пальмой, а Женя вот с эвкалиптом.

Пасха – маленький островок, привезти мачту туда было нельзя, оставался самый простецкий ремонт. Мы соединили остатки мачты при помощи бревна, а чтобы она была подлиннее, нарастили ее эвкалиптом.

На Пасхе срубать деревья могут только местные жители, они и срубили Жене этот ствол. Мы улетели с Пасхи, а он с эвкалиптовой мачтой дошел до Таити, прошел практически весь Тихий океан до конца.

Мачту эту он сохранил, привез в Архангельске. Может быть, повесит ее где-то здесь, на верфи. Теперь это легендарная вещь, о ней знают многие люди. Наш случай приводят в пример, когда обсуждают аварийные ситуации в яхтенных школах.

Это был Тихий океан.

Потом появилась идея закрыть все океаны. Тогда мы пошли в Индийский океан, со Шри-Ланки на Мальдивы.

А Женя после этого замкнул свою кругосветку: пошел с Мальдив в Суэцкий канал и обратно в Европу.

Много где побывали мы. Были в Австралии, оттуда ходили в Новую Зеландию. В Австралии коалы, кенгуру. Клево? Клево!

Без Жени я ходил в Антарктиду. Тоже классное место.

Выходишь из Аргентины, мыс Горн. Антарктический полуостров, отрог в сторону Южной Америки – самое близкое место, откуда можно добраться в Антарктиду.

В Антарктиде айсберги, морские слоны и пингвинчики, которые заняли все старые полярные станции. Это, можно сказать, заповедник, охотиться на животных там нельзя, поэтому они чувствуют себя очень вольготно.

В Гренландии любой морской котик, который заметил, что на него смотрят, тут же ныряет в воду. А здесь животные никого не боятся. Лежат, подплывают поближе.

В Антарктиде киты. 

Обычно, когда ты идешь и видишь кита, это происходит так: вот он немного нырнет и немного покажется – чуть-чуть мелькнет спина. И все сразу: «Кит, кит!» Но это ерунда! Мы были в лагуне, куда киты приходят кормиться. Их там было штук десять. Они прыгают, поднимают над водой хвосты, как на всех фотографиях в географических сообществах. Всплывают рядом с лодкой, ты их практически рукой можешь потрогать! Вот после этого ты можешь сказать, что видел китов.

А еще в Антарктиде тишина.

В таких регионах российских лодок очень мало. Я знаю три таких корабля.

Экипажи там всегда рады соотечественникам, зовут в гости.

В гостях на большом судне можно сгонять в душ, поесть свежего хлебушка – простые такие удовольствия. Когда ты настрадаешься, намерзнешься на вахтах, когда тебя накачает хорошенько, то ты начинаешь ценить простые вещи. Просто встать под теплый душ, лечь на теплую сухую кровать, чтобы не качало! Супер!

Дома не так: «Ой, печенька не та. Конфетка не нравится. То надоело, это надоело».

А на парусной яхте режим у тебя аскетичный. Да, есть и плита, и холодильник. Но если идешь на длительный период, то хлеб ты там надолго не сохранишь и печь его тоже не станешь. Такие путешествия здорово обновляют вкус к простым вещам, к мелочам.

Если вспоминать другие северные места, то с Женей мы ходили на Шпицберген.

КС: Мишек смотреть? 

МК: Да! Практически все наши походы – это какие-то такие фишечки. Посмотреть, увидеть. На Шпицбергене мы ходили искать белых медведей. Но не нашли. Никогда нет гарантий, увидишь ли ты медведя или кита. Раз не получилось, надо будет вернуться.

Вообще, у нас было много высокоширотных походов – либо на Север: Шпицберген, Норвегия, Исландия, Гренландия, либо на сильно юг, где уже холодно: в Антарктиду.

И сейчас на Север хочется больше, чем на юг. В нашей стороне тоже есть много мест, куда хочется сходить.

Отчасти вся эта движуха со шхуной началась с идеи походить по Северу, посмотреть на разные интересные места. ходить во все эти северные интересные места. А «Джульетта», на которой мы ходили – не для таких путешествий. В Антарктиде на пластиковой лодке ты чувствуешь себя не очень комфортно. Это больше исключение – идти на Север на такой лодке, она создавалась не для этого.

Тогда у Жени появилась мысль: нужно судно, которое могло бы лучше служить для таких походов. Идеи были разные идеи, но в какой-то момент он увидел похожие суда в Норвегии. Связался с ребятами, которые их строят, узнал насчет постройки и эксплуатации, посмотрел, насколько это все реально. Был вариант взять уже существующее металлическое судно и переделать его в парусное, но в результате Женя склонился к постройке деревянного судна.

Он стал архангелогородцем, начал интересоваться местной культурой, углубляться в историю поморского судостроения и, наконец, плюс-минус понял, какое судно он хочет построить, и где этим можно будет заниматься.

Все сошлось на Архангельске.

Нашлись люди, которые заинтересовались этим проектом: САФУ (Северный Арктический Федеральный Университет), местный губернатор, да и сами архангелогородцы исторически связывают себя с судостроением, в них есть это. 

Женя стал привлекать к проекту и ребят из САФУ, и горожан, и местных мастеров, столяров, плотников.

Поначалу было недоверие, а потом этот настороженный скептицизм удалось перебороть. Все стало делаться: приходили, участвовали, оценивали процесс, атмосферу. Многие прикипели к этому делу, и сейчас движуха набирает обороты. Появляется сопутствующая история вроде постройки карбасов, Поморской регаты.

Теперь главное – довести дело до конца. Процесс – это клево, но нужно целиться в результат, чтобы это не превратилось в какой-то долгострой. Любой долгострой  затягивает, наступает апатия, люди отпадают.

Сейчас темп отличный, терять его не надо.

Первый год у нас ушел на то, чтобы оборудовать рабочее место. Никто не давал нам готовую верфь всеми со станками, это нарабатывалось постепенно. Чуть больше года назад на этом же месте мы отмечали Новый год. Тут были кирпичные стены ангара и елка. Сейчас мы сидим на уютном камбузе, из застекленных окон видны элементы судна в цеху. Вот как вс поменялось за год.

Можно было начать с судна, а не с помещения, но тогда здесь было бы не так классно работать. Был бы грязный пол, провода, кирпичи.

Но здесь душевно. Все есть, приходи и собирай!

У Жени есть творческий вкус к обустройству пространства. Он собрал здесь все эти интересные и старинные вещи, соединил их так, что оно играет. У меня бы так не получилось, я не могу оценить старый хлам, увидеть в нем очарование.

Найти лоцманские фонари, знаки со старой верфи, понять, зачем и где их здесь поставить, притащить и встроить все интерьер – это круто, это надо уметь.

КС: Ты ожидал, что твоя жизнь станет такой? Пройти все моря и океаны, ломать мачту, дойти до Антарктиды… 

МК: Ну, надо же жить так, чтобы было интересно. Надо себя постоянно выдергивать из желания ничего не делать. Так можно быстро закостенеть, прирасти к дивану.

КС: Что тебе лично не дает прирасти к дивану? 

МК: Интерес, наверное. Все это стало проявляться больше в осознанном возрасте, когда появились возможности и средства вписываться в такие штуки.

И это не только лодки. Мы ходили в горы, ездили на Кавказ позапрошлой зимой.

На Эльбрус поднимались, были в Ингушетии, сдали на значок «Альпинист России». Ходили на зимний Казбек – это было заключительное восхождение с Севера, из Кармадонского ущелья. Ух, тяжело было.

Зимой восхождение заметно сложнее. Намаялись! И не зашли. Но это нормальная история. Мороз тридцать градусов, ветер до сорока метров в секунду, на нем лежать можно. У тебя очки, двое перчаток-варежек, как только их снимешь – руки замерзают, а палатку, которая не дай Бог улетит, надо ставить.

Нужно все время что-то делать, чтобы все было хорошо. Поставил, сидишь в этой тоненькой палатке, там тепло, и ты думаешь: «Как же мне в ней хорошо!» А спальник ледяной.

КС: Миша, ты умеешь развлекаться. 

МК: Есть такое. Вот, я думал, что умею плавать. Но оказалось, что серьезно – не умел. Долго расколдовывал плавание в бассейне. Марафон бегу – нормально. В бассейне проплываю двадцать пять метров, дышу уже как паровоз, а рядом бабушка спокойненько плывет. Да что ж такое! Всему надо научиться. 

Из самых длинных тренировок моих – три с половиной километра. Ну, думаю, немного научился плавать. Это был триатлон – четыре километра плывешь, потом сто восемьдесят километров едешь на велике, потом сорок два километра бежишь.

Тогда у меня был план пройти Iron Man. Но карантин его сломал. 

Недавно вписался пробежать Берлинский марафон. Теперь надо тренироваться.

Ехать же надо. Надо же как-то его пробежать. А просто так не пробежишь.

КС: Миша, мы верим в тебя. Столько ты всего видел и сделал… Что из этого стало самым большим впечатлением? 

МК: Не знаю. Когда вспоминаешь все эти вещи вместе, то вся история целиком становится клевой. Вот, ездили Териберку ездили смотреть северное сияние. Хотя у вас за ним можно далеко не ездить.

КС: Это точно. Мы его из окошка видим. А чего еще бы ты хотел? 

МК: Теперь надо заниматься стройкой. Чтобы закончить судно и отправиться в какие-то интересные места. Походить на нём, посмотреть, что получилось.

Это задача на какое-то количество лет, но все уже начало двигаться. Скоро будут появляться более явные очертания судна.

Даже когда под потолок встал штевень, уже стал понятен масштаб. Скоро по бокам поставят ребра-шпангоуты, ты будешь заходить и видеть что-то похожее на корабль и будет еще веселее.

Интервью и фото на верфи Товарищества: Катя Суворова.

Фотографии из путешествий взяты с сайта «Морские практики» / Seapractic.ru

#Портретыверфи #Портретыверфи_Товарищество #ПоморскаяШхуна #ПоморскаяКарбаснаяРегата #ФондПрезидентскихГрантов

Проекты верфи в 2021 году реализуются совместно с Северным (Арктическим) федеральным университетом и Северным морским музеем при поддержке Фонда президентских грантов, Агентства регионального развития, Администрации губернатора и Правительства Архангельской области.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

6 + 3 =

Прокрутить вверх