«Это был неповторимый опыт, когда ты с нулем навыков пытаешься что-то создать. Я разбиралась сама, в полном одиночестве, как работает лобзик, как работает циркулярка: «Так, здесь есть цифры, наверное, это скорость. Вот эта кнопка, скорее всего, включение, а этот переключатель, вероятно, для того, чтобы работа была постоянной».
Даше девятнадцать лет, мы зовем ее столярессой. Она прошла с отцом Средиземное море, Атлантику, дошла до Канарских островов, начала работать с деревом в карантинном уединении на подмосковной даче, училась на столяра по удаленке, делала мебель и зеркала в Москве и, наконец, оказалась на верфи в Архангельске.
В Международный женский день мы публикуем Дашино интервью о том, что девочки могут все (если захотят). Почему дерево дает силы, а работа радость, даже когда ты устал, – в интервью репортеру верфи Кате Суворовой.
Катя Суворова: Даша, ты девочка-столяр. Это достаточно редкое сочетание. Как ты пришла к этой профессии, к работе с деревом?
Даша Попелышева: Мой путь работы с деревом начался не так давно, летом прошлого года. Была пандемия, всеобщая самоизоляция, я сидела на даче. Не было работы, нечего было делать – выбираться в Москву было заморочно, так что я просто сидела одна и следила за участком.
Все дни рождения моих родственников выпадают как раз на май и июнь. А когда ты сидишь на даче без денег и работы, и тебе нужно дарить подарки отцу и матери, то ты вспоминаешь старую поговорку о том, что лучший подарок – это подарок, сделанный своими руками.
Но поскольку тебе уже не восемь лет и ограничиться открыткой с цветочком ты не можешь, то ты думаешь, как быть.
«Так, я на даче. У деда много всяких деревяшек. А почему бы и нет?»
Так и началась вся эта история с деревом. Мне хотелось удивить отца, сделать ему что-то, от чего он скажет: «Вау! Это ты сделала сама?» А я такая: «Да!»
В общем, я решила подарить ему подставку под вино в форме яхты.
Эта поделка заняла у меня четыре дня.
Весь предыдущий мой опыт работы с деревом сводился к тому, что в возрасте пяти лет на даче у деда я забивала гвозди в доску. И все.
Это был неповторимый опыт, когда ты с нулем навыков пытаешься что-то создать. Я упертый человек, поэтому я не залезла в ютуб, не посмотрела, как чем пользоваться. Разбиралась сама в полном одиночестве, как работает лобзик, как работает циркулярка: «Так, здесь есть цифры, наверное, это скорость. Вот эта кнопка, скорее всего, включение, а этот переключатель, вероятно, для того, чтобы работа была постоянной».
Мне очень повезло, что бабушки с дедушкой в этот момент не было на даче, иначе они не подпустили бы меня к этим инструментам. Чудо, что я ничего себе не отрезала! Все пальцы на месте.
Потом я, потирая ладошки, везла подарок отцу. Очень хотела увидеть его реакцию. Ожидания оправдались. Он взял подарок, сказал: «Классно, где купила?»
И я такая: «Ха-ха-ха!» Отец долго не мог поверить, что я сделала эту подставку сама. Пришлось показать ему фотографии и видео процесса, рассказать по пунктам, как все было сделано, только тогда он поверил. Внутренне я ликовала!
Следующим по списку был день рождения мамы. И если я отцу сделала такой классный подарок, то для мамы нужно было что-то прямо вообще ух!
«Почему бы не садовое кресло», – подумала я. Странно, что на юбилей бабушки и дедушки я не взялась построить им новый дом на участке (смеется).
Но подставка – это одно, а кресло устроено абсолютно по-другому. И поскольку девочки в школе вяжут и шьют, а мальчики делают табуретки, то даже табуретку я делать не умела.
Тем не менее, сделать кресло у меня каким-то чудом получилось. Ножки у него держались на железных уголках – я ведь еще не знала, что на свете существуют шиповые соединения.
Но в целом я была довольна, потому что смогла все это дело вырезать, выстрогать, вышлифовать, выкрасить и собрать (пожалуй, как раз это было сложнее всего). Маме тоже очень понравилось.
Так началось мое знакомство с деревом и всеми инструментами, которые для него существуют. После таких подарков вся родня стала говорить мне: «Иди учись. Иди!»
Я подумала: «Почему нет?» Подала документы и сразу поступила на бюджет, потому что у меня был довольно хороший аттестат. Мне позвонили о зачислении в день юбилея деда – это был для него лучший подарок. Все были очень рады, и только меня мучили сомнения.
На технологии деревообработки нужно было учиться четыре года, довольно быстро я поняла, что не готова тратить на это столько времени. В середине сентября перевелась на столярно-плотницких, паркетных и стекольных работ.
КС: Много было у вас на курсе девочек-столяров?
ДП: Всего две, и обе Даши. Самое смешное, что вторая девочка приехала как раз из Архангельска. Где-то убыло, где-то прибыло.
КС: Это круговорот Даш-столяров в природе.
ДП: Да… Но в основном у нас там были парни, большая группа, человек тридцать
КС: Девочке трудно учиться на столяра?
ДП: На самом деле, я бы не сказала, что это трудно. Было больше стремно.
Когда ты в компании двадцати восьми пацанов, которые хоть что-то на трудах проходили, в отличие от тебя, то ты ощущаешь определенное стеснение. Сложности были только в этом плане.
С преподавателем нам повезло – это был добрый мужик, который во всем нас поддерживал.
Плюс у меня был козырь в рукаве! Я показала ему работы, которые сделала за лето, и он при пацанах сказал, что у меня руки растут из нужного места.
КС: Как шла учеба дальше?
ДП: Обучение должно было идти год. Месяц мы учились пилить, месяц точили рубанок и еще недельку им строгали. А потом началось дистанционное обучение.
Учиться на столяра на дистанционке – это когда твой мастер ставит телефон в бобину со скотчем, вы проходите долбление, и с каждым ударом киянки по стамеске телефон подпрыгивает. Это забавно и совершенно глупо.
Я поняла, что ничему так не научусь. А раз эта сфера мне нравится, то я предприняла свои меры – сразу пошла работать помощником столяра.
Первая мастерская, в которой я работала, была довольно маленькая, но хорошо оборудованная, там занимались мебелью из массива, делали тумбы, изголовья кроватей и шкафы, а также реставрировали мебель.
У меня был отличный начальник. Он искал человека, который будет выполнять всю практическую работу, так чтобы он сам смог заниматься чертежами и маркетингом. Мы работали с ним вдвоем, но вскоре мастерской пришлось переехать в другой район. Ездить на работу стало неудобно, и я устроилась в другое место.
Это была столярная мастерская по изготовлению шкатулок из ценных пород древесины – палисандра и иже с ним. Еще там делали коробки из фанеры под большой объем – например, подарочные коробки для ФСБ.
Оттуда я перешла в зеркальную мастерскую. Мне там нравилось, мы делали красивые зеркала, и нам хорошо платили.
КС: А как появились верфь и Архангельск?
ДП: Совершенно неожиданно. Я жила самой обычной жизнью в Москве, спокойно работала в мастерской, тусовалась с друзьями.
И вот, отец скидывает мне в фейсбуке запись со стены Евгения Шкарубы о том, что на верфь требуется столяр и говорит: «Давай, езжай в Архангельск!»
Я ему отвечаю: «Батя, ты чего, какой Архангельск? У меня здесь работа, я получаю больше, чем ты, на минуточку. Зачем мне жертвовать работой в Москве? Ехать на верфь в Архангельск, где я даже не знаю никого. Я же твоя дочь вообще-то, это не так работает!». А он снова: «Да давай езжай!»
Сначала я отказывалась. А потом как-то пришла с работы уставшая, сидела и думала: «А что я теряю? Я ни к чему не привязана. У меня нет детей, нет своего жилья, молодого человека, нет ничего, кроме кота – но о нем и мама с сестрой позаботятся. Почему нет?»
Сказала отцу, он обрадовался. Такое чувство, что он хотел меня сплавить (смеется).
Конечно, на самом деле это не так. Он хотел, чтобы я попробовала себя в чем-то интересном, а не в работе на дядю. И я поехала.
Я благодарна за эту возможность и отцу, и Жене.
Это интересный опыт, здесь ты не знаешь, какая работа ждет тебя сегодня. В один день ты делаешь утки и гуськи, в другой циклюешь верстак, потом вытачиваешь крючки для вешалки.
Конечно, я в небольшом шоке, что уехала из Москвы в Архангельск. Это нестандартный поворот событий, я и сама от себя такого не ожидала.
А главное, я не ожидала, что мне здесь так понравится.
В городе есть своя эстетика, это деревянные дома на Чумбаровке, умопомрачительная Набережная.
Но больше всего меня впечатлила сама верфь!
После суток на поезде, уставшая, с огромным рюкзаком, ты заходишь на верфь с дубака, а здесь тепло, высокие потолки, и так много света, такой размах, такой масштаб, и пахнет смолой, и везде дерево, дерево! Вау, как здорово!
Первое впечатление было классным, и остается таким же. Здесь атмосферно.
Верфь – это уникальное место. Из-за работ, которые здесь идут, из-за людей, которые здесь трудятся. Она заряжает своей теплой энергетикой, дает силы, ты хочешь что-то делать, плюс берешь силы от дерева.
КС: Как ты думаешь, если бы девочкам на уроках труда давали выбор: табуретки или прихватки, девчонки пошли бы делать табуретки?
ДП: Хороший вопрос, я задумывалась об этом давно.
С каждым годом у нас расширяется выбор профессий, доступных для женщин. В этом году добавили столяра, водолаза, машиниста электропоезда. Если это происходит в профессиональной сфере, то почему то же самое не происходит в школе? Почему мальчики не могут шить и варить борщи, а девочки делать табуретки?
Мне кажется, дело просто в том, чтобы заниматься тем, что тебе самому интересно. Я не думаю, что многие девочки пошли бы столярничать, но вдруг кому-то это просто больше понравилось бы? Ведь дело, которым ты занимаешься, должно тебе приносить удовольствие.
Только ради денег заниматься чем-то, что ты терпеть не можешь – это неправильно.
Да, ты можешь приходить уставший, выжатый как лимон, но думать при этом: «Как здорово, сколько я всего сделал, какой я молодец. Устал, как собака, но сделал!». Не ради похвалы от начальника, а потому, что тебе самому нравится работа, ты хочешь видеть ее результат.
КС: Семья всегда поддерживала тебя? Родные не говорили тебе: «Даша! Прихватки! Борщи простаиваются, Даша!»
ДП: Нет. У меня достаточно неформальная семья. Не в том плане, что папа ходит в проколотым носом, а мама с дредами (прим. ред. – репортер и мама с дредами не видит в этом проблемы:)
Они неформальные именно в плане восприятия. Когда я хотела вбивать гвозди в доски, то мне давали гвозди и доски, и молоток тоже давали. Когда я хотела рисовать, меня вели в художественную школу. И на танцы я ходила, и на карате.
В течение двенадцати лет я была единственным ребенком в семье, со мной носились, как с писаной торбой.
Конечно, родные хотели, чтобы я, наконец, нашла себя, занялась чем-то, что мне нравится. Поэтому когда на горизонте появилось дело, которое могло бы меня увлечь, они сразу сориентировались: «Вижу цель, верю в себя!» (смеется).
Конечно, они меня поддержали, и за это я им благодарна.
КС: И еще один вопрос. Почему папа хотел, чтобы ты поехала именно на верфь?
ДП: Потому что яхтенная тема – это абсолютно его. Он яхтсмен, а бывших яхтсменов, как известно, не бывает.
Где-то с четырех лет я ходила с ним вместе по морям. У нас была своя яхта, мы прошли практически всю Средиземку, потом перешли Гибралтар, пошли сначала на Мадейру, потом в Африку, в Марокко, решили пройти по Атлантике, потом ушли на Азоры… Последним пунктом были Канарские острова, там отец продал яхту. Сейчас я жалею об этом.
Когда мне было четырнадцать лет, я говорила отцу: «Что мне твоя яхта, пойду лучше с друзьями тусоваться». Когда всего этого не стало, а я пришла в сознательный возраст, то поняла, что была неправа.
Нужно было брать все это, пока оно было. Может быть, мы бы до сих пор ходили по морям. Но я думаю, что все еще будет. Иногда отец говорит: «Куплю яхту, уйду в океан!» И я такая: «Бать, бать, я тоже, можно?»
Думаю, наша яхтенная история на этом не закончится. Если меня снова выводит на эту тематику, значит, однажды снова придет время морей и океанов.
Интервью и фото: Катя Суворова.
Проекты верфи в 2021 году реализуются совместно с Северным (Арктическим) федеральным университетом и Северным морским музеем при поддержке Фонда президентских грантов, Администрации губернатора и Правительства Архангельской области.