21 февраля в архангельском Морском музее состоялась презентация проекта «Поморская шхуна». В центре Архангельска возле Северной Двины будет построено поморское парусное судно для путешествий по северным морям. Автор идеи — капитан яхты «Джульетта» Евгений Викторович Шкаруба. На своей лодке он обошёл вокруг света и опубликовал судовой журнал многолетнего плавания, в котором на разных этапах принимали участие члены клуба «Морские практики». С Евгением Шкарубой беседует председатель совета «Товарищества северного мореходства», доктор культурологии, профессор Северного (Арктического) федерального университета Василий Матонин.
«ПОЧЕМУ КОЛЕНКИ ДРОЖАТ?»
— Женя, ты родился в Новосибирске. Когда в твоей жизни появилось море?
— Я помню, как папа брал меня на гонки в экипаже «дракона». Это известный класс яхты: самая большая из олимпийских лодок того времени. Мне было лет пять или шесть. Я сидел внутри, в трюме. Слушал, как волны бьются о борт.
— А за верёвки разрешали подергать?
— Нет, конечно. Какие веревки!? Я был совсем ещё маленький. Сидел в трюме. Шквал подошёл. Папа и ещё два члена экипажа наверху обсуждали, тонет или нет один из «драконов»? А у нас в яхте всё было сухо и хорошо. Напротив меня сидела девушка. Мне запомнились её испуганные глаза.
— Мама, почему у тебя коленки дрожат? – спросила твоя двухлетняя дочка Варя, когда ты с семьей шел по Атлантическому океану. А у тебя страх был в детстве?
— В детстве не было страха. Гонки происходили на новосибирском водохранилище. Бывает, что там волна большая поднимается. Однажды в солнечный тёплый день я был один на палубе, упал в воду и тут же поплыл. Добрался до берега. Мама с братом были на пляже. Я прибежал к ним и сказал, что научился плавать. Тут же показал, как плаваю. Ощущение, что ты умеешь держаться на воде, приходит сразу.
— Настоящими мужчинами становятся случайно выжившие мальчики.
— Не знаю. Я ещё в школу не ходил.
ЖИЗНЬ КАК ТВОРЧЕСТВО
— А потом тебе в жизни довелось заниматься разными делами: был кузнецом, рисовал, занимался живописью. Есть ли логика в том, что в морской практике соединились параллельные виды деятельности?
— Ты имеешь в виду художественную деятельность и морскую практику?
— Да.
— Я надеюсь, что когда-нибудь буду совмещать путешествия и рисование. Сейчас это невозможно, потому что, когда мы на яхте приходим в какой-нибудь замечательный порт, появляется так много дел по ремонту и обслуживанию судна, что рисовать невозможно. Нельзя всё вытряхнуть из головы и начать рисовать. Но я карты рисую. Эмблемы могу нарисовать. Сувениры придумываю. Прошлые и нынешние занятия совмещаются в творчестве. Когда изобретаешь что-то новое. Например, проект «Поморский карбас» – это же творчество.
— Жизнь сама по себе – наивысшая форма творчества.
— А ещё она может быть особым творчеством.
«ХРУСТАЛЬНЫЙ КОМПАС»
— Как возник проект «Поморский карбас», предшествующий проекту «Поморская шхуна»?
— Было желание ходить на традиционном судне по Белому морю. Был интерес к архитектуре деревянного судна. Потом стало понятно, что нужно построить карбас. Это понимание пришло по аналогии с архитектурой. Две «полуарки» соединяются в «арку» и становятся силовым элементом конструкции. Одна такая «полуарка» – это мастера народного судостроения, которые оказались без государственных и частных заказов. Потенциально сильное звено оказалось в слабой позиции. Вторая «полуарка» – яхтсмены, которые, путешествуют под парусном. Часто эти люди пришли в яхтинг совсем недавно, и самый короткий путь понять море для них – знакомство с традициями. Когда проект «Поморский карбас» объединил судостроителей и путешественников, мы пришли к мастеру-судостроителю Кузнецову Виктору Петровичу и сказали: «Нам нужен ваш карбас». Будем помогать его строить и хотим учиться шить лодки. Такие люди, как Виктор Петрович, всю жизнь накапливали мастерство, и предки их обладали навыками судостроения. Они владеют ремеслом, которое может уйти вместе с носителями вековых традиций. Представляешь, какая это трагедия: понимание, что ты обладаешь ценностью, которая может быть утрачена и никогда не востребована? И вот появился заказ, приехали люди, которые хотят учиться ремеслу. Они построили карбас и пошли по Белому морю, постигая язык поморов, культуру северного мореплавания, местное гостеприимство. Проект искрился! Сколько в нём было смыслов! А нам это ничего не стоило. Творчество в том, чтобы сначала придумать проект, а потом воплотить замысел. За эту работу, за усилия наши, за переживания мы получили премию Русского географического общества «Хрустальный компас». Выиграли, я считаю, в лучшей номинации – «Народное признание». Мы победили, потому что нас было много. Это была чистая победа по всем направлениям, что и есть творчество.
— Будет ли снова востребован построенный вами карбас?
— В этом году мы собираемся пройти на нём по Северной Двине. Я думаю, что карбас такого типа, который построили мы с мастером из села Лешуконское Кузнецовым Виктором Петровичем, очень хорошо подходит для путешествий по рекам.
— Когда планируете это путешествие?
— Даст Бог, в августе – сентябре. У нас будет ещё один поход на карбасах по реке Мезени. На верховках, это речные карбасы. Виктор Петрович сейчас шьёт для нас такую верховку.
НАШИ ЛЮДИ
— Стоило только начать, чтобы хорошее дело получило продолжение. В проекте появляются новые участники. Очень разные люди приезжают не только для походов на карбасе, но и на яхту «Джульетта» (она сейчас зимует в Норвегии). Понятно желание людей состоятельных и состоявшихся и свет посмотреть, и себя показать, и яхтенную квалификацию получить. А на карбасе-то москвичам лихо по северному морю идти?
— Нет. Это наши люди. Они приезжают не на палубе сидеть с коктейлем, а работать. С ними очень интересно. Это люди, которые когда-то ходили с рюкзаками, у костров песни пели. Они и на байдарках, и на плотах сплавлялись по рекам. Ничего не изменилось для них и сейчас. Потому и карбас для них подходит. Все получают новый и ценный жизненный опыт.
КУЛЬТУРА МОРСКАЯ И ПОМОРСКАЯ
— А в чём особенность именно северного мореплавания? Ты обошёл вокруг света. Я участвовал в одном из этапов этого большого пути. Чем привлекательно арктическое парусное мореплавание? Что такое для тебя «поморская культура»?
— «Поморская культура» для меня – это морская русская культура. В современном морском языке много голландских и немецких наименований. Есть английские и французские слова. Но все эти понятия есть на русском языке. Так получилось. Весь корневой, изначальный мир моря можно описать русскими терминами
— Парус – ветрило, щпангоуты – рёбра, киль – матица.
— Есть слова, которые описывают сложные процессы приливов-отливов, состояние воды и многое другое. Однажды я был с творческой поездкой в Словении. Мы подружились с художниками. Пытались общаться и по-английски и по-русски — не очень хорошо складывался разговор. Мы лавировали между русским, английским и хорватским языками. Потом у кого-то в руках появилась Библия, Книга Бытия. И когда начали читать по-хорватски, я понял всё. Я почувствовал границу, за которой наши языки разделились, но корни – общие. И когда с поморскими диалектами сталкиваешься, видишь: вот она, основа нашего знания о море!
КТО ТАКИЕ ПОМОРЫ?
— Спрашивают: почему именно «поморской» вы назвали шхуну? Не работаете ли вы на разделение России? Я не хочу никого обижать, но все эти разговоры – ни о том. Ну, давайте назовём новый проект не «Поморская шхуна», а «Морская шхуна» или «Старорусская морская шхуна». Не вмещаются такие наименования в русский язык! «Поморская» для меня – это морская. Для кого-то, это слово, быть может, имеет иное значение.
— Какими качествами должен обладать человек, который ходит по северным морям? Есть ли у поморов, на твой взгляд, особые качества характера?
— Север – это край света, где мало людей, где сурово, богато, просторно. Белое море – сложное для навигации. Здесь сильные течения и большие приливы. Здесь мелко. Короткая суровая волна. Мало укрытий. Это особенно ясно понимаешь, когда идёшь на маленьком судёнышке, которое волна может захлестнуть и перевернуть. Много мелей. Они обнажаются и снова уходят под воду. Не зря в Беломорье специальные суда строили. И ходили на них рисковые люди. Настоящие моряки. Не было прогнозов погоды. Люди шли в неизвестность. От погоды очень сильно все зависит. И суда были без моторов. Нельзя убежать, спрятаться, когда подует ветерок: завести мотор и убраться из опасного места. И опыт хождения по северным морям, и философия северного моря куплены жизнью многих людей, благодаря чему здесь сложилась уникальная морская культура.
— Осталось ли что-то от этой культуры?
— Да, конечно. Те люди, которые сюда приезжают работать по нашим проектам, этой культурой вдохновлены. Возможность прикоснуться к истокам северного мореплавания чрезвычайно значима для нас.
«КОСМОНАВТЫ» СО ШПИЦБЕРГЕНА
— Когда построите шхуну, не будет ли недостатка в людях, которые захотят на ней ходить? И куда предполагаете ходить?
— Я надеюсь, что это будет востребованный, самоокупаемый и живой проект. Он будет развиваться именно потому, что мы намерены ходить в такие суровые и красивейшие места, как Шпицберген, Земля Франца-Иосифа, Новая Земля, Северный морской путь и все Высокие Широты. Мы уже бывали на Севере. В 2012 году были в водах Гренландии – в красивейших местах, среди айсбергов, снежных гор… но Шпицберген в этом году меня покорил. У меня было ощущение, что это другая планета.
— Шпицберген – пространство, где невозможно жить как на большой земле?
— Мы жили там… как космонавты. Поморы сюда ходили, а сейчас нет ни одного нашего круизного судна. Иностранные суда возят туристов. Туристы счастливы. Кстати сказать, в нашем проекте туристов нет – есть экипаж. Компания людей увлечённых морем. Они ставят паруса, занимаются навигацией, ведут судно к цели. Море – это всегда приключение, и мы вместе его переживаем всякий раз по-новому. Я думаю, что такое судно, как шхуна, которую мы собираемся построить, должно быть на Шпицбергене.
«ПОМОРСКАЯ ШХУНА»
— «Поморская шхуна» – продолжение проекта «Поморский карбас»?
— Да. Проект давно задуман, но сначала мы решили построить карбас. Было намерение построить его за две недели, и мы с этой задачей справились. А потом за две недели дошли на карбасе до Соловков из села Лешуконское по реке Мезени. Все очень устали, но усилия были оправданы.
— А кто будет строить шхуну?
— Во-первых, мы с Алексеем Чиркиным, членом клуба «Морские практики» и организатором проекта. Но вдвоём мы, конечно, не справимся. Мы пригласим специалистов — плотников, столяров, механиков из Архангельска, которые составят бригаду в пять-шесть человек. Пока не знаю, как их искать, но наверняка найдём.
— И на волонтёров рассчитываете?
— Да, и волонтёров. Вчера на презентации нашего проекта в архангельском Морском музее ко мне подходило много людей, уже готовых помогать. И среди тех, которые не подходили, я знаю, немало романтиков, готовых принять участие в строительстве шхуны. Я думал о том, как нам правильно наладить работу с волонтёрами, и пришла мысль организовать школу, которую можно назвать «Мореходные классы». Мы будем морскую теорию преподавать или плотницкое дело. Допустим, что приходит к нам человек и говорит: «Я могу пол подмести или помочь бревно положить, куда надо». Дать ему в руки метлу – неправильный подход. Надо научить его и держать рубанок в руках, и гвозди заколачивать, и строить корабль, и судном управлять. Люди будут учиться работе с деревом, получать квалификацию дипломированных специалистов. Это будет правильно и по отношению к волонтёрам, и нам будет удобнее. Думаю, что мы по такому пути пойдём.
— И норвежские мастера будут участвовать в строительстве?
— Да, потому что в Норвегии не прерывалась традиция парусного судостроения. Когда мы задумали построить карбас, нам было всё понятно: карбасы у нас ещё шьют, хотя и не парусные. А вот когда мы двадцатиметровое судно задумали построить, выяснилось, что на Белом море такого производства нет. Мы не сразу выбрали шхуну как прототип нашего корабля, но поняли, что это самый удачный для морских путешествий тип судна. Косые паруса позволяют лавироваться против ветра. Шхуна легка на ходу и отличается хорошими мореходными качествами. Её легко перевести в формат современных, экспедиционных судов. Рассматривался ещё один тип судна — коч. Это мечта многих увлекающихся Севером морских путешественников. Но с прямыми парусами коч не пойдёт против ветра, может пережить сжатие льдами, но тихоходен. Поэтому не подходит нам. Мы не музейный проект делаем. Мы строим новую шхуну на базе классического, традиционного суда.
— На нем будут двигатель, современная навигация, удобства?
— Да. Каюты, душ, баня, печки.
— Максимально комфортные условия.
— Книжки, фильмы.
— И сколько человек на нём может пойти одновременно?
— Будет пять двухместных кают. Десять человек. В каждой каюте – туалет, душ, ковёр.
— Шхуна будет строиться без привлечения государственных ресурсов?
— Изначально мы планировали строить корабль на средства членов клуба «Морские практики», но чем точнее мы просчитываем стоимость проекта, тем понятнее, что это сложно и, наверное, невозможно. Мы надеемся на участие спонсоров, ищем партнеров, готовых участвовать в проекте и финансами, и ресурсами. Надеемся и на помощь государства, потому что правительство Архангельской области, и губернатор Игорь Анатольевич Орлов поддерживают проект. Сначала надо построить верфь, которая в итоге станет действующим объектом Морского музея в Архангельске.
— Судно уйдёт — ангар останется.
— В нём можно будет построить следующий корабль. Не обязательно шхуну. Можно заниматься реставрацией деревянных судов. Там может разместиться и Мореходная школа. Это будет живой объект: и музей, и место для учёбы и работы. Мне кажется, в данном случае можно надеяться на государственный грант. Наш проект на фоне протестного антимусорного движения в Архангельской области очень важен. Жители области смогли объединиться и сказать, что московского мусора им не надо: «Мы этого не хотим!» Люди высказали своё мнение.
— Это говорит о зрелости гражданского общества.
— И правильно будет, если наряду с протестными акциями и настроениями, общество начнёт объединяться вокруг положительных проектов, когда люди выскажут своё общее мнение: «А вот это нам надо!» – и важно, чтобы проект возник в обществе, а не был навязан «сверху».
РЫБЫ НА БЕРЕГУ
— Удивительно вдруг пробуждающееся желание разных людей, живущих в разных местах, строить парусные корабли. Товарищество северного мореходства построило на Соловках «Святого Петра», реплику исторической яхты Петра Первого. Михаил Наймарк, москвич, работающий в Водлозерском национальном парке, сшил без использования современных инструментов и технологи шнеку – традиционное парусное судно. В Петрозаводске успешно работает экспериментальная судоверфь «Поморский Одиссей». Очевидна тенденция возвращения общества к традиционному судостроению, и ваш проект вписывается в эту тенденцию.
— Если раньше строительство судов имело хозяйственное значение (нужно было ловить рыбу или добывать морского зверя), то теперь строят суда для путешествий. В 90-е годы морское народное хозяйство пришло в упадок, а сейчас востребовано для решения новых задач.
— Интересно, куда делись шхуны? Ещё в 50- 60-е гг. они ходили по Белому морю.
— Я думаю, что было политическое давление на естественный ход событий. Государство не заинтересовано в таких судах, потому что это частная собственность, делающая человека свободным. Это дом на воде. Он может пойти, куда захочет, делается бесконтрольным. Возможность выйти в море не вписывалась в государственную политику. А сейчас, я надеюсь, на Белом море снова появятся такие типы судов, которые свойственны людям самостоятельным, свободным, создающим свою судьбу. Люди, которые осваивали Север, шли за самостоятельностью, за потребностью жить своим умом, своим делом и ни от кого не зависеть. Поморские суда были частью архитектуры мира, созданного морской культурой. Теперь мы как рыбы на берегу. Люди живут вокруг моря и задыхаются от невозможности ходить по морю. Их связали правилами ГИМСа, условиями, не позволяющими что-либо сделать самостоятельно. Общество, как мне кажется, постепенно созревает и задаёт себе вопрос: «А почему мы не делаем то, что можем и хотим делать?». Мы видим, как соседи живут.
СПАСАТЕЛЬНЫЕ ЖИЛЕТЫ
— Почему нас под угрозой штрафа заставляют надевать спасжилеты? По-моему, это не имеет смысла. Взрослый и ответственный человек сам должен решать, в чём ему удобнее на борту и за бортом судна.
— Это вопиющий анахронизм.
— А где-нибудь, кроме России, заставляют моряков надевать спасжилеты?
— Нигде в мире любителей морских прогулок и путешествий, если они не на работе, не обязывают носить спасательные жилеты. Для гражданского человека, вышедшего в море по своим частным делам, униформы не существует. Когда мы, например, идём в лес, нас пока ещё никто не заставляет надевать каску, чтобы шишка не упала на голову. А вот когда рабочие лес валят, они должны надевать каски и специальную одежду. Чиновники придумывают законы чтобы подстраховаться, а инспекторы ГИМСа терроризируют экипажи прогулочных лодок. На сухопутных дорогах порядок наведён. Чуть что не так — и микрофон включается, и видеозапись. На море такого порядка нет, к сожалению. Стыдно видеть, как здоровые мужики втискиваются в неудобные спасательные жилеты. Ругаются, но парятся в них.
— А как вы с ГИМСом будете решать вопросы, когда построите шхуну? Надо получить разрешение на выход в море, соответствовать современным требованиям к мореходным судам.
— Мы намерены выполнить все требования ГИМСа, большая часть которых разумна. Судно проектируется норвежскими специалистами в соответствии с сертификационной системой, признанной во всём мире. Будут на борту и спасательные жилеты, и спасательные плоты. Безопасность и эксплуатационные требования – всё это важно и правильно.
ДОМАШНЕЕ ОТНОШЕНИЕ К МОРЮ
— Что значит «домашнее отношение к морю»? Ты сказал однажды, что отношение к морю у нашего общего друга, мореплавателя и философа Сергея Васильевича Морозова, было «домашним».
— Домашнее отношение к морю приходит к человеку, который хорошо чувствует море. Может, оно ему более понятно, чем кому-либо: в море как дома. У Морозова это проявлялось в том, как он одевался, когда в море выходил.
— В тапочках.
— Да, в тапочках домашних. Не перегружал себя одеждой. Когда в лес или в горы идёт неопытный турист, он столько лишнего надевает, тащит с собой! Я и сам так ходил когда-то. А когда стал опытнее, брал в лес тот минимум вещей, которые точно понадобятся, и шёл налегке. То есть, образно говоря, «шёл в тапочках». Не тащил палатку – дом тяжёлый. Так же и у Морозова было в море.
— А у тебя домашнее отношение к морю?
— В чём-то да. У нас с Морозовым разные форматы. Морозов ходил вокруг Соловков. Он был странником по натуре, но акватория у него была не огромная. А для меня каждый второй маршрут – это новый путь. Постоянно происходит открытие неведомого. Только моряки знают настоящую цену поговорке «Плавали – знаем». Пока ты где-либо не был, по-настоящему не представляешь, куда попал. Но стоит один раз побывать в каком-то месте — ориентироваться много легче.
— Чтобы ходить по океану, надо многое уметь: знать английский язык, навигацию, работать с компьютером, прогнозировать погоду.
— Да. Это целый мир, который очень интересно постигать, и чем больше ты что-либо понимаешь, тем он интересней. И вот опять мы возвращаемся к морской культуре Поморья. Не понимая свои истоки, морского языка своего народа, мы не можем постичь моря. Никакое другое место мореплавания не даёт мне тех знаний, которые обретаются в Белом море.
— Моряки – народ суеверный. Морозов очень опасливо относился ко всему, что находится ниже ватерлинии. А ты?
— По-моему, он и меня заразил эти недоверием.
— А мачту скребёте, чтобы ветер появился? Работают ли морские приметы, суеверия?
— Работают. Море всегда остаётся непознанной стихией. Неизвестно, что и как работает. Если надо мачту поскрести, то лучше поскрести. А если не надо скрести, то лучше не скрести, а то наскребёшь на свою голову.
ОБЩАЯ ЦЕЛЬ И ОДНА СУДЬБА
— Если проводить литературные аналогии, ты похож на сталкера.
— Это громко сказано. Сталкеру хочется подражать, но у меня – другое. Люди, приезжающие на лодку, очень естественно и быстро превращаются в моряков. Офисный работник через три часа пребывания на судне, где находятся его товарищи, стоит за штурвалом в суровом море. Экипаж отдыхает, ждёт свою вахту. Безопасность яхты и людей находится в руках человека, который ещё вчера работал у компьютера, а сейчас у него есть курс, ориентир, цель, неизвестность. И человек становится самим собой – настоящим, истинным! Он готов к таким подвигам, которых нет в обычной жизни. Он находится в диалоге с вечностью. Он, быть может, идёт по морю покоя, благоденствия, залитому солнцем. Или по морю бурному, тяжёлому, где неизбежны качка, испытания. Он принимает вызов и словно крылья расправляет. Словно бы выходит в открытый космос.
— И на «Джульетте», и на карбасе надо заниматься разными делами: готовить еду, выполнять тяжёлую физическую работу. Надо людям незнакомым сосуществовать друг с другом, находить общий язык. Это требует от тебя особых коммуникативных навыков.
— В море приспособление людей друг к другу происходит быстро и естественно. Все в одной лодке. У всех общая цель. Все одной судьбой связаны. И вот что удивительно! При появлении сложной задачи на яхте всегда оказывается человек, которому по силам решить эту задачу.
— Люди приезжают на лодку с определёнными ожиданиями. Кто-то хочет ощутить себя в новой ситуации, кому-то интересны свежие впечатления, для кого-то имеет приоритетное значение квалификационный документ яхтенного капитана.
— К нам приезжают за приключениями. Многие морские практики — не по одному разу, и часть отпуска проводят в плавании. Мы обычно меняем маршруты.
— Когда заканчивается путешествие, люди, познакомившиеся на лодке, поддерживают отношения друг с другом?
— Экипаж уезжает с «Джульетты» единой компанией. Многие продолжают дружить, переписываться, заниматься общим делом. Люди начинают доверять друг другу.
— Знаю, что были трудные ситуации. Однажды в океане на «Джульетте» сломалась мачта.
— Когда в Тихом океане мы потеряли мачту, то смогли собрать с помощью членов клуба 100 тысяч евро на ремонт. Позже страховая компания нам всё возместила, но в тот момент, когда срочно нужны были деньги, я почувствовал, что у нас действительно клуб – сообщество людей, готовых подставить плечо в трудную минуту. Раньше мы встречались только в море. Теперь можно будет встречаться на верфи в Архангельске. Будем строить поморскую шхуну – для Поморья.
ВСТРЕЧА С САМИМ СОБОЙ
— Море отбирает людей? Многие проходят через морскую практику, но морскими практиками становятся немногие.
— Отбор происходит, но очень незначительный. Люди меняются! Они находят в себе такие резервы, которые свойственны человеческой природе, но не проявляются в обычных обстоятельствах. В море человек становится самим собой – настоящим! Ему потом сложно отказаться от этого настоящего себя. Каждые две недели это чудо происходит у меня на глазах. Море так накрывает, что человек от самого себя не ожидает тех глубин, которые в нём открываются.
— Для тебя приобщение к морю произошло в детстве. Когда ты почувствовал красоту моря, или это исподволь происходило?
— Я уже в трюме «дракона» эту красоту почувствовал. Увидел красоту в линиях шпангоутов. Корпус спроектирован так, чтобы разрезать водную массу. Это же прикосновение к искусству. Это сразу было, в детстве.
— А у папы какая профессия?
— Художник и архитектор.
«СОЛОВКИ. КРЕМЛЬ»
— Женя, ты на Соловках жил три или четыре года?
— Четыре.
— Что Соловки дали тебе?
— Я на Соловки приехал из Новосибирска. Тогда моему городу было около ста лет. Это был город, который вытеснил Чикаго из Книги рекордов Гиннеса как самый быстро развивающийся. И вот я попал на Соловки в нереальный мир, на крайсветный Остров посреди студёного моря. На Острове есть монастырь, крепость со стенами, покрытыми лишайником и построенными пятьсот лет назад.
— И у тебя до сих пор прописка в паспорте…
— «Соловки. Кремль». И природа там берендеевской красоты: лес, озёра, море. И архитектура. И люди с необыкновенными судьбами. Всё это было для меня таким интересным и неведомым, что я решил там остаться. На Острове много такого, чего не хватало мне в жизни на материке. Потом так получилось, что я приезжал на Соловки через Архангельск. И твоя бывшая студентка стала моей женой. И теперь я между морскими путешествиями приезжаю в Архангельск. И живу здесь. И собираюсь напротив Морского музея строить поморскую шхуну.
САМОЕ ВАЖНОЕ
— Скажи, пожалуйста, исходя из твоего опыта, что самое важное в жизни?
— Заниматься любимым делом. Заниматься творчеством.
— Спасибо, Женя! Добра тебе и семь футов под килем!
С капитаном Евгением Шкарубой беседовал Василий Матонин.
Интервью для Go Arctic
